Як ти живеш навіть не знаю.
Дивна стіна мене тримає.
Закрили твої очі, закрили мені…
Нас хтось тримає на Землі…

  Многое изменилось за три месяца. Не больше, чем за последние сто тринадцать лет, хотя, возможно, я могла бы сравнять эти позиции. Лишь возможно. Последние сто тринадцать лет были бесконечным бегом. Нужно было все успеть, и только с первого взгляда могло показаться, что времени у меня очень много. Нет, совсем нет. Чем сильнее и мощнее план, тем больше времени требуется, чтобы его исполнить. И я еле успела в срок. Последний горизонтальный лифт оказался исправен в ночь событий. Еще немного, и мы бы не успели. Ничего критичного, я думаю. Не в первый день уж точно. Но я должна была успеть. Как же я могла иначе? Да, и вообще могла ли...?

  Следующие три месяца понадобились, чтобы научиться работать, жить в новом ритме, в новом темпе. Теперь, когда все Убежища были объединены в одно, находящееся под Землей на относительно недалеком расстоянии друг от друга, брифинги было проводить проще. Редко — конференции со всеми в административном корпусе, чаще — переписки и разговоры с каждым отдельно. Я все еще была главой сети. И пусть теперь эта сеть располагалась под поверхностью, качественно ничего не изменилось: все такие же проблемы из-за переезда, такие же проблемы с буйными абнормалами или новыми видами. Жизнь продолжалась дальше. Просто локация сменилась.

  Даже свадьба Кейт прошла как-то очень спокойно, быстро и почти что в рабочем режиме. Ужасно это признавать, но мы толком и не успели ее отметить. Слишком напряжены переездом, чтобы искренне порадоваться за коллегу. Впрочем, у нас все равно получилось провести замечательный вечер: Кейт плакала от счастья, а ее редко можно было увидеть такой искренней и нежной. Хотя стоило отметить, что некоторые обряды вида Гарриса даже нас с Николой заставили изогнуть брови, не говоря уж об остальных... Ну, что ж. Теперь Кейт придется многое пересмотреть в своей жизни. Надеюсь, ей понравится этот новый статус.

  Эрика продолжала носить детей, от чего Генри продолжал сходить с ума. Смотреть за тем, как он прекращается в папочку-наседку временами было почти невозможно. Уилл даже проводил с ним какие-то тренинги, пока Эбби уверяла подругу, что все будет хорошо, и эти полтора года пролетят незаметно. Полгода ведь уже прошли, не так ли? Осталось всего три четверти пути. Все понимают, как важно будет родиться на свет ликанам, и все пытаются помочь Эрике, исполнить ее просьбы. Здоровяк даже завел отдельный дневник, куда вносит только ее просьбы. Чтобы ничего не потерять. Чтобы ничего не забыть. А Никола...

  ... Никола. Срок, озвученный мной в письме в далекой Вене в середине пятидесятых годов, окончательно вышел месяц назад. Конечно, Тесла потерял голову от упавшего в его руки, наконец, счастья мгновенно, но с тех пор, как февральская дата миновала, он окончательно перестал в чем-то себе отказывать, а я перестала запрещать. Так долго я не позволяла себе быть счастливой, что справедливо решила, что с меня хватит. Хватит бегать, горевать, бесконечно кого-то оплакивать. Я бессмертна. Но не могу носить траур вечно. Я не забываю никого, кого потеряла, фотографии Эшли все еще стоят в рамках в кабинете и спальне, но я могу жить дальше. Я должна жить дальше. Разве моя дочь не хотела бы этого...? Чтобы я жила дальше....?

  Моя дальнейшая жизнь и выбор в конечном итоге привели меня сюда. На один из заброшенных складов на окраине Старого Города. Абнормалов здесь все еще много, и многие думают, что я и моя команда мертвы. Это развязывает им руки, дает возможность вести себя нагло, даже слишком. Это все потому, что они уверены, что никакого наказания за их действия не последуют. Почему-то им кажется, что если Хелен Магнус мертва, но можно делать все, что угодно. Что ж, я намерена доказать им обратное. И надеюсь у меня на это уйдет чуть меньше, чем вечность.

  Сегодня утром Генри дал мне в руки наводку о ситуации на этом складе. Судя по камерам видеонаблюдения сюда приводят молодых людей: девушек и юношей. Всегда приводит один и тот же человек. На склад заходят двое, а выходит всегда только один. Генри обмолвился, что надеялся, что это просто убийства, за что получил укоризненный взгляд с моей стороны, но на последней записи неизвестный не удержался, и начал творить свое преступления, еще не дойдя до склада: вот он прижимает жертву к стене, склоняет чужую голову набок, проводит рукой по шее и впивается в нее укусом, заставляя жертву биться в конвульсиях на протяжении несколько секунд, а после упасть без сил и жизни на руки убийцы.

  "Я не думаю, что это был Влад". Генри все еще называет так Николу иногда, и я закатываю на это глаза иногда. Но не в этот раз. В этот раз я поняла, что дело очень серьезное, и точно знала, что Тесле об этом пока рассказывать не буду. Если это очередной его эксперимент, вернее тот, кто в его результате был создан, нас будет ждать разговор на повышенных тонах. Но если бы шанс, что это еще один вампир, выживший каким-то чудесным образом, как Афина, вышедшая из стазиса, это могло оказаться серьезной проблемой. И решать ее нужно было поступательно, а не с горячей головой Николы, которая тут же вспыхнет то ли от зависти, то ли от боли, то ли от желания познакомиться с представителем своего вида. Так что, нет. Я не могла так рисковать.

  Никола остался в Убежище, как всегда взяв с меня слово, что я вернусь, а я оказалась здесь. Напомнила Уиллу, что я — не маленький ребенок, когда он попытался увязаться за мной. В конечном счете одной в ангар пробраться быстрее, проще. Остаться незамеченной тоже. Нас ведь все еще считают мертвыми. Нужно было поддерживать этот статус. Я была невидимкой последние сто тринадцать лет, и за перерыв в полгода я не должна была все забыть, не так ли? Вот и я тоже так думала, когда открыла дверь ангара.

  Фонарь мне здесь оказался не нужен. Внутри был электрический свет от не самых лучших ламп, но меньше всего я думала о том, как болят мои глаза. Больше меня заботили люди, жертвы, что висели над потолком с широко разведенными руками. Десятки медицинских труб были привязаны к ним, выкачивая кровь. Мучительно, медленно, но жертвы находились без сознания, очевидно, и поэтому не чувствовали ничего. Я притронулась к шее молодой девушки, из которой, судя по сухости и бледности кожи, а также количеству наполненных пакетов, уже давно выкачивали кровь. Пульс нитевидный, еле прослеживается.

  — О, черт возьми...

  Кто бы это ни был, держал здесь с десяток человек, вывешенных в ряд. Я могла понять, зачем вампир собирает кровь, но вот чего не могла понять, так почему же это происходит так медленно. Неужели у него не нашлось оборудования получше, посложнее? Или это какая-то извращенная игра, в которую вампир любит сыграть?

  Ответы, думается мне, придут достаточно быстро. По крайней мере легкий шорох позади не укроется от меня. Кто-то хочет быть достаточно тихим, даже техники специальные знает, но вот в чем проблема — я обучалась тем же техникам, некоторые даже придумала сама, так что от меня просто так не уйти. И пытаться даже не стоит. Я быстро оборачиваюсь, доставая пистолет из кобуры, зная, что пули хотя бы замедлят самых отчаянных представителей вымирающей расы. Я наставлю его прямиком в дальний левый угол, где было мало света, но точно была чья-то небольшая, как мне показалось, фигура.

— Сдавайся. Я вижу тебя.

Таких динамичных дней у Дина огромное количество. Особенно, когда стоит кого-то искать или выслеживать. Кажется, совсем недавно он приехал к Сэмми и попросил у него помощи отыскать отца. Но и отлично понимал, что брат живет своей жизнью — университет, Джессика — красавица. Какое дело ему было отца? Они давно в ссоре и не общались. Винчестер переживал за него, когда после очередной важной охоты на духа или демона, Джон пропал, то он изрядно забеспокоился. Никогда отец так внезапно не исчезал. Ну, как не исчезал, без предупреждения. В детстве ему часто приходилось отсиживаться дома с братом и практически никуда не выходить. Сейчас их растащило всех по разным углам. Очень это ему не нравилось. Мечтал ли Дин об идеальной семье? Возможно. Но этому не бывать. Мать убита демоном, отец ловит этого самого демона, а дети уже живут своей жизнью. Или пытаются хотя бы ее устроить или нормализовать.

Музыка на всю мощь, отцовский автомобиль. Дин продолжает свое путешествие в поисках. Пока что никаких результатов это не приносит. Постоянно натыкается на следы Джона, но тот постоянно куда-то ускальзывает. Остаются ли некоторые загадки и непонятные рисунки. Сэм точно бы с такими разобрался. Но тот попросил время, чтобы проведать своих университетских друзей, у которых тоже какое-то сверхъестественное чудо проявилось. И им пришлось на время разделиться. Совсем ненадолго. И Винчестер уже возвращался обратно, как в бардачке загремел телефон. Люди звонили постоянно Дину, так как все вызовы с телефона отца переправлялись ему. Всем нужна была помощь. И как только звонивший оставил голосовое сообщение, то стало понятно, что происходит. В городе Портленд начали происходить исчезновения людей. Сначала дети из неблагополучных семей, а сейчас еще и взрослый пропал. И Дин решил взяться за это дело. Сэма решил оставить на пару дней с друзьями, где он занимался своим делом. Сам же прямой наводкой в другой город. Времени это много не заняло. На своем автомобиле ехал и с музыкой. Вся поездка промчалась так же быстро.
— Дин Винчестер? - спросил его мужчина средних лет в форме полицейского. Кажется, даже у местной полиции слишком все сложно. Но он пока что не стал говорить этого вслух. Проблем ему пока что не хотелось. Да и они же его пригласили.
— Что у вас? - смотрит на мужчину и тот уже ведет его в отдел, рассказывая все тоже самое, но по телефону. Ничего нового больше не произошло. Винчестер же не очень понимал, почему его пригласили. Люди пропали, их нагли мертвыми. Не похоже это на странные события или проказы демонов. Зачем им дети, если есть не менее вкусные взрослые?
Так как в городе было раннее утро, то участок собирался постепенно. И этот полицейский рассказал о том, что дело с пропавшим капитаном вел некий Шон Ренард. Он еще пока не пришел, но Дин может подождать и поговорить с ним. Возможно, этот детектив может знать больше. Ил о чем-то размышлять на тему исчезновения своего капитана. Должна быть причина. К тому же капитан Ньюман мог делиться тем, что чувствует или что переживает. Людям в таком случае сложно свои слова держать под запретом. Могут сказать все, что думают. А раз начальник отклонил помощь своего детектива, то в этом тоже должна быть причина. И эту причину Дин попытается выяснить прямо сейчас, когда детектив Ренард уже подходил к своему рабочему столу.
— Шон, это мистер Винчестер. Он сын одного моего хорошего друга. Я думаю, что он может нам помочь. Он хотел поговорить с тобой по поводу исчезновения капитана. Ты же не против? Я для вас там освободил одну допросную. Отправляйтесь туда.
Дин снова следует туда, куда показывают. Путь был не таким уж длинным. А эти комнаты для допросов иногда являются его любимыми местами, если полицейские его арестовывают. Садясь напротив детектива, он уже думает о том, что спросить его. Сегодня он был по другую сторону допроса. Но никогда не считал себя полицейским.
— Вы замечали что-нибудь странное в поведении капитана Ньюмана? Может он нервничал в те моменты, когда что-то обсуждалось конкретное. Иногда мог бы оставить некие непонятные записи. Что-нибудь, что вызвало лично у вас подозрения. Не все так, как должно быть обычно.
Вопросы он не подготавливал заранее и придумал их только что. Дин понятия не имел, что в этом городе происходит, и какого черта пропадают дети. Понятное дело, если пропал один человек, а там до рождества пропало немало. И у всех одинаковые признаки смерти — суицид. Родители не верят, друзья тоже. А кто-то говорит, что все это возможно с любыми людьми. Даже если они из обычной или богатой семьи.

....Я подкачу к тебе быстрее, чем Infiniti
Чё глазами пилите? Везите меня на Дип-хаус
Вы меня все зае…, я хочу на Бали, там море тус
Увезите меня на дип-хаус, я здесь усну и там проснусь.
***
На Бали будет бал, я тебя с собой позвал
Жаркая туса намечается, типа карнавал
Вечеринка в стиле D.I.S.C.O — танцевал, как дискошар
Не стесняетесь, прям как я разводите тут пожар

  Есть такое слово умное. Очень умное. Такое из ряда экономики какого-нибудь союза, что строит коммунизм. Так вот это слово "стагнация". Для тех, кто не заканчивал высшее, и у кого нет в голове огромного чипа-программы, который может о чем угодно рассказать, поясню: стагнация — это же застой. Это такой волшебный, нихрена то есть не волшебный, период, когда ничего нового не происходит. Ну, то есть от слова СОВСЕМ. Жизнь принимает какой-то невероятно скучный, однообразный формат. Каждый день происходит одно и тоже, это надоедает, бесит, и по итогу мы получаем невероятную скуку. Скуку и желание повеситься.

  У меня никогда такого желания не возникало. Ну, то есть до последних дней. Мне как-то всегда было чем-то заняться. Вечно вовлеченная в что-то с безуминкой во взгляде и не только, я даже представить не могла, что стагнация нагонит меня прямо сейчас: когда становлюсь самостоятельной злодейкой, и когда имею реальные шансы завоевать первенство, главенство в Готэме. Надо было слушать Пэм, сразу же захватывать власть, и тогда бы у меня уже был целый город под контролем. Скучно мне точно не было бы. Я так подозреваю, что ни о какой скуке даже не может идти речь, когда ты управляешь такой криминальной махиной, как Готэм! Это ж сколько времени уходит только на то, чтобы дань собрать со всех, кто тебе должен... Однажды я могла узнать, какого это. Но решила, что анархия — это круто.

  Главный вывод последних недель: анархия — это нихрена не клево. Потому что долго она просуществовать не может. Не может, если нет четкого лидера, который будет этим самым движением руководить, настраивать хаос. А если появляется какой-то идеальный вдохновитель, то и анархия перестает существовать... Возможно, мне стоит так поступить. Стать номинальной главой, каждого мелкого злодея обложить налогом и жить себе припеваучи, купаться в роскоши, и медленно, но верно превращаться и женскую и куда более худую версию Пингвина. Но это ж надо было подумать перед тем, как это план предлагать... Ага, а это моя точно слабая сторона. Я не очень люблю рассуждать. Я люблю актив, любою экшен, а вот думать не люблю. Ну, вот мне это и аукнулось.

  Стагнация — это жесть! Теперь, когда весь город разделился на пять секторов, в нем самом ничего не происходит. Все сосредотачивается в каком-то одном районе, никто никуда не выходит, разборки стали местными. Район Пингвина даже после его смерти от моих рук не стал оплотом анархии. А зачем? Эти идиоты продолжают играть в казино, какие-то деньги даже зарабатывают, как будто это и есть самое главное! Нихрена это не самое главное. Вот от слова совсем. Деньги не имеют никакого значения, если ничего интересного не происходит. Нет больше масштабных перестрелок, нет больше шумихи на весь город. Звуки выстрелов, конечно же, еще звучат. Потому что Готэм невозможен без погрома, невозможен без криков, скандалов и разборок. Но в них нет никакого смысла лезть — не хочу знать, что тупоголовые от Бейна не поделили между друг другом, мне это вообще неинтересно. Никакой движухи... Никакой...

  Так что мне ничего не остается, кроме как лежать на диване в молле, свесив одну руку, а второй перебирать свои собранные в хвост волосы. Смотрю в одну сторону, думаю, как я вообще до такой жизни докатилась! Как я могла докатиться до жизни, в которой мне скучно быть самой собой? Скучно быть злодейкой? Памеле, кажется, не очень скучно, она там какими-то цветами занимается или прочей растительной фигней. Она даже не понимает, какая апатия у меня происходит, потому что у нее такой нет. И вообще она теперь со своим Воздушным Змеем видится в несколько раз чаще. Фу, любовь! Или что у них там? Стараюсь не думать об этом. Хотя лучше уж представлять, как они сосутся, чем думать, как же мне скучно, и как мне все это надоело.

  Хорошо Блицу! Я его устроила часовым-наблюдателем, который ходит по Готэму и проверяет, не случилось ли чего. Я чувствую крупные стычки, понимаю, что они не происходят, но ведь танку об этом знать необязательно. Он, как преданный товарищ, носится по кварталам, летает над ними, ищет что-то интересное, и при этом умудряется остаться не сбитым. Если бы сама не видела его в полете, подумала бы, что он становится невидимым в полете. Но, ведь нет! Просто он очень везучий сукин сын, или материнской платы сын? Черт, столько терминов, столько возможных интерпретаций! Можно, и об этом подумать!

  Блиц появляется как раз вовремя. Вовремя, потому что я сразу же принимаю позу главаря банды — то есть сажусь на диване. Я не знаю, понимает ли он, что эта поза очень важна и показывает, что здесь хозяин, но я хочу, чтобы он знал, что я всегда готова выслушать его отчет о походе по окрестностям. Я уже готова слушать стандартные слова о том, что ничего нового в городе не происходит. Готова уже сочувственно вздохнуть, предложить ему пройти и выкинуть из головы, что мы не нашли ничего интересного, пообещать, что в следующий раз обязательно найдем что-то интересное, как будто это от меня зависит. Я уже это до автоматизма выработала за время стагнации, скоро сама роботом стану на этот счет.

  Но сегодня все будет иначе. Кажется, Готэмским богам криминала уже надоело смотреть на то, как я мучаюсь, и они решили подкинуть нам интересное дельце. Нам всем, и поэтому я изучаю спину Пэм, которая все еще находится вся в своих растениях.

— Вырубают леса?! Кто разрешил вырубать лес в Готэме?! Разве у нас не какой-то там уникальный лес, поправь меня, Айви! — обращаюсь к подруге. Я, конечно, едва сдерживаюсь, чтобы сказать, что с экологической точки зрения, наш лес бесполезно даже пытаться вырубать — какие только элементы периодической таблицы там только не найдешь! С каждой строчки, и далеко не по парам! Не хочу давить Пэм на больнее еще сильнее, чем это сделал танк. Надо бы Блица за это поблагодарить, а никак не отругать! Выход из стагнации! Кое-кто нашел выход из стагнации!

  - Блин, это что тот самый лес, в котором ты спасла меня от Джокера, Пэээм....? — не экологией единой, о, нет. Эти заросли около Аркхэма, где Джокер пытался скрыться со мной на руках, выставляя меня живым щитом. Идиот-Гордон считал, что в меня стрелять Джокер не будет. Ага. Конечно. Этому идиоту всегда было плевать на меня, лишь бы выжить! Вздрогну от воспоминаний. Я никогда не забуду то, как Памела помогла мне. Именно с того момента мы начали с ней сближаться, — Никому не позволю вырубить лес, который сделал нас с Памелой подругами! Одеваемся! — закричу так, как будто мы были голыми. Конечно же, нет. Но фраза пафосная, мне всегда хотелось ее произнести. Кажется, сейчас было даже в тему, — Молодец, Блиц! Остановим незаконную вырубку леса! В этом городе нарушать законы можем только мы, признанные злодеи, никаких ноунеймов! Это — наша территория! Защитим нашу территорию!

  А еще растрясем наши косточки, ох, как растрясем! Не оставим ни единого шанса стагнации, отправим ее на место ее жительства постоянного, и впустим в жизнь экшн снова! Сегодня — вырубка леса, а завтра вырубка района Бейна! Да-да, все так и будете! Запомни наши  имена, Готэм, если осмелился забыть!

Miia — Dynasty

  прыжок в Маливор, был одной из сотни жертв, что ты принесла ради спасения дорогих тебе людей. миг, когда ты поистине осознала, для чего была рождена на свет. в ту секунду, все было так четко и ясно, как не было никогда в твоей жизни. ты родилась, чтобы умереть спасая мир от его бесславного финала.

  плутая во тьме, из раза в раз осколками тишины наслаждаясь, ты понимала, что поступила правильно. и лишь кусочек обуглившейся души, стремился вернуться обратно. буквально рвался в объятья бессмертного феникса... Лэндона, глупого мальчишки, в сердце которого тебе посчастливилось отвоевать себе место. не выдержала, разорвала все путы забвения и вырвалась на свободу, в мир, где никто тебя даже не вспомнил. просто не мог признать.

  Хоуп Майклсон, была стерта из книги жизни, будто и не было никогда. такова плата за героизм. ты выбрала путь одиночества тогда, ты выбираешь его и сейчас. стоя на перепутье нескольких улиц, там где у мусорного бака кошка скребет канализационный люк, нерадивую мышку пытаясь выхватить за юркий хвост. твои ладони, испещренными линиями любви и жизни, тремором в запястьях отзываются. брошенный взгляд на мелкую дрожь и учащенное дыхание сбитого ритма.

  напуганный, загнанный зверек, как та самая мышка. не такой желала видеть тебя мама, не такой воспитывал отец. однако, это единственный путь, дабы спасти их от самой себя. слишком много ошибок, помноженные на сотни неоправданных ожиданий. огромный груз ответственности и бесчисленные удары судьбы по самым болезненным точкам. Хоуп захлебывается в собственных косяках, словно утопающий, что не в силах ухватиться за протянутую руку спасателя.

  клетками кожи, перемену в воздухе ощущаешь. мелкий пушок на затылке вибрацию хищно челюстями ловит. привычный но давно забытый парфюм, по ноздрям бьет на манер боксерского хука. аквамарин глаз ты на него устремляешь, зрачком точечным вопя: "уходи, Элайджа. оставь меня одну. я не заслужила быть узнанной тобой".

  не столь давний срыв печати вампиризма, шатает нервы. выкручивая тумблер эмоций, на все новые и новые вершины снежного хребта. невротично пальцы с кулачки стискиваешь, вниз опуская. ком в горле размером с торнадо, в глотке застревает. путь к кислороду наглухо отрезает. ты не в порядке. никогда не была и вряд-ли когда либо уже будешь. и только твоя семья способна понять, что ты на самом деле чувствуешь.

  клеймо Майклсона, приходит в наборе с врожденным чувством вины и непомерной ответственностью. Элайджа знал об этом как никто иной. страницы истории твоего дяди, были испещрены багровыми полосами и бисером слез от нескончаемой боли. той боли, что не унять добрым словом и объятьями. именно с таким багажом отчаяния, в фильмах случаются массовые проклятия и геноцид.

  порой тебе даже казалось, что с дядей Элайджей, тебя связывает куда больше, нежели с остальной семьей. он с детства взял на себя ответственность сплотить то, что разбито мелкими осколками. то, что не подлежит починке. ты же, была рождена чтобы объединить то, что не смог он. и вы оба потерпели поражение. вновь и вновь лажая, на поприще семейных трагедий. в то время, как на вас все так сильно надеялись.

  — да, все хорошо — взяв себя в руки, поплачешь когда-нибудь завтра, ты уверенно шагнула прочь, в надежде скрыться от лица старшего Майклсона куда глаза глядят.

  но не тут то было. все ж, видимо родная кровь бьет по вискам и взывает к разбирательствам. на миг прикрыв глаза,  глубоким вдохом углекислый газ сквозь поджатые губы в мир выпуская. преодолевая своего худшего врага, саму себя, ты улыбку фальшивую, как маску на лицо натягиваешь. я женщина, а значит актриса. похуй что хреновая, когда дело касается семьи. он не должен знать, что та, в кого он верил так неистово еще до ее рождения, так сильно облажалась.

  — что? нет! впервые вижу... и вообще, уйди с моей дороги — лучшая защита — это нападение, так учил тебя отец. это знание ты вколачивала в свою голову сквозь призму боли переломанных костей и агонию потерь. посему, прошла мимо дядюшки, специально задевая своим плечом его. с вашей разницей в росте это выглядело весьма потешно со стороны. однако, ты четко обозначила, что его компания тебе не интересна, хоть это было и не так.

  но стоило выйти из проулка, как ты буквально спиной ощутила что дядя следует за тобой по пятам. черт, вот попала. это же надо было в таком большом городе, наткнуться именно на Майклсона. мое везение выходит на какой-то новый уровень краха. спустя пару домов, не выдержав, ты повернулась лицом к Элайдже.

  — ты что, преследуешь меня? я же сказала, мы не знакомы... и я не испытываю никакого желания исправлять сие упущение — речь с английским акцентом, вышла слишком эмоциональной. во всяком случае с точки зрения двух незнакомых людей. а как вишенка на торте, тут же подключилась еще и привычная тебе жестикуляция рук.

  ты инстинктивно прикоснулась к подвеске с буквой "м", но тут же отдернула руку словно обожглась.

  — надеюсь мы разобрались и ты отвяжешься от меня? — тебе на подкорке, хотелось сесть с Элайджей в уличном кафе, заказать по молочному коктейлю и проговорить до заката, а может быть еще чуточку дольше. рассказать все, что горит на кончике языка. поведать о том, что можно было бы изменить_исправить, сделать лучше.

  ты буквально была тетрадкой с надписью "работа над ошибками". но это слишком опасно, что если ты все только хуже сделаешь в итоге. снова накосячишь и это будет уже не исправить. так что, Хоуп, рот на замок и не играй в Лиззи Зальцман, понимаю, вы стали непростительно близки но, дружба дружбой, а одну семью с другой мешать не стоит.

  как Майклсон, ты обязана молчать во благо, и не важно насколько это болезненно. молчи, когда так хочется кричать.

Стивен проводил взглядом растаявшую в портале фигурку Конни верхом на Льве, и закрыл лицо руками. Ему казалось, что весь мир вокруг потерял краски и превратился в немую пустыню. Юниверс не замечал, как из его глаз текут слезы, прокладывая мокрые дорожки, не видел, как кожа приобрела розовый цвет. Для него жизнь и смысл были потеряны. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь этот проклятый песок, лишь бы ушла царапающая душу боль. Исчезло из памяти испуганно-шокированное лицо Конни, которой его предложение показлось таким же безрассудным, как если бы тот, "прошлый" Стивен заявил всему городу, что достанет с неба луну.
— Почему?...
Собственный голос показался Стивену чужим и тусклым.
— Рубин, Сапфир, я ведь сделал так, как вы сказали... Так почему?...
Парень сжал руки в кулаки и осмотрелся. Лепестки разметало по всему пляжу, еда в свете заходящего солнца казалась ненастоящей. Как и все вокруг. Хотелось просто представить, что это сон, и, проснувшись, вздохнуть с облегчением. Но от ужасной реальности никуда не деться. Или?..
Стивен резко сорвался с места, в несколько секунд разогнавшись до невероятной скорости. Вот за его спиной остался Пляжный город с одинокой гитарой на холодном песке, а пространство обернулось прозрачным розовым пузырем, который понесся через ветер и дождь, кучерявые облака и синь небес. Как он выглядит со стороны, Юниверс даже не думал, и уж тем более, не подумал о друзьях и отце, которые будут за него волноваться, не имея возможности даже связаться по телефону — средство связи осталось там же, где Стивен швырнул на песок несбывшиеся мечты и надежды. Ему было так больно и одиноко, как никогда в жизни. Та, что была его спутником и всегда поддерживала, милая, добрая Конни, теперь словно отодвинула Стивена от себя. Наверное, он поторопился и все неправильно понял, да вот только сказать об этом младшему Юниверсу все равно было некому.
Он потерял счет времени, километрам и, возможно, даже пролетающим мимо странам, когда солнце выхватило высокое здание с портальным входом и высокими колоннами. Стивен не мог объяснить, почему, но он направил розовый пузырь внутрь. И только оказавшись глубоко внутри, наконец избавился от своей защиты, улегся прямо на пол и заплакал, тихо всхлипывая и безуспешно пытаясь вытереть слезы, которым, казалось, не было конца. От плача голос охрип и потяжелел, а глаза покраснели и разболелись. И только когда сил плакать уже не осталось, юноша в последний раз всхлипнул, вытер слезы рукавом и решил осмотреться.
Помещение оказалось просто огромным. Вокруг, насколько хватало взгляда, возвышались колонны, а в центре застыла в немом величии статуя прекрасной женщины, отдаленно напомнившая Стивену портрет матери. Сам не зная почему, сын Розы подошел ближе, подпрыгнул и завис в воздухе, вглядываясь в черты благородного мрамора.
— Как бы мне хотелось понять, что я сделал не так... Мне так нужна помощь...
Юниверс не знал, почему он высказывает свою боль статуе, однако, кажется, уже не способен был держать все в себе.
— Я так люблю ее... Почему же отдалилась от меня?... Что я сделал не так?..
Юниверс спустился на пол, обхватил колени руками и опустил голову. Ему хотелось получить ответы на гложущие его вопросы, однако, Стивен был уверен, что Гранат не в силах их дать. Да и после случившегося он к ней идти точно не хотел.